В статье исследуются два случая креативной рецепции легендарного сюжета о Стеньке Разине и персидской княжне в русской литературе 1920-х гг. – у Е. Замятина, в трагедии «Атилла» (1925–1928) и киносценарии «Стенька Разин» (1932–1933), и у А. Барковой, в пьесе «Настасья Костёр» (1923). Речь идет о прямой и обратной проекциях сюжета: в первом случае роли Разина и персиянки распределены традиционно, как они известны по долгой истории бытования этого сюжета в русской культуре, а во втором случае они оказываются гендерно инвертированы, что связано с интересом Барковой к «женскому вопросу», проблеме женской эмансипации, обретению женщиной равных прав с мужчиной. Этот сюжет рассматривается в статье параллельно с еще одним – сюжетом о воительнице, с которым он тесно взаимосвязан в литературе 1920-х гг. Вероятно, эта особенность его бытования объясняется активным разрушением в этот период прежнего гендерного порядка.